Алексей Ильинов
СЫТЫЙ КОННОМУ НЕ ПЕШИЙ.
- А помнишь, как мы вместе бежали от грозы? – спросил заяц.
Я припомнил. Припомнил, как вспышки молний пугали меня, как второй гром гнался за первым… Как огромный пласт земли сползал с холма под пинками тяжёлых ливневых струй, высвобождая Нечто из Ничто… Страх упал на глаза, как пара увеличительных стёкол, и я бежал, а рядом бежали олени, лисы, ежи… и этот заяц тоже бежал.
Я содрогнулся.
- И что, теперь ты меня съешь?
- А ты считаешь, что после той пробежки мы стали друзьями?
- Да, - нагло ответил заяц. – Я всем говорю теперь: «Знаете волка? Большого такого, серого , сильного? Так вот: он - мой друг! Мы с ним вместе однажды спасались от грозы!»
Я не был польщён… нет, был. А заяц был нагл.
- Представь, - продолжил он и уставил взгляд в небо – смелый эдакий взгляд, какой может быть лишь у того, чьим другом считается большой, серый, сильный волк. – Ну съешь ты меня… или пусть хоть ногу откусишь… - заяц поморщился, - но что скажут тебе другие? «Как ты мог, - скажут они, - как ты смел? Скушать, да нет же, просто сожрать своего друга! Нет, братец волк, ты не джентльмен!» Оно тебе надо, такое отношение?
Я задумался...
- А если изгнание?
Я задумался.
- Остракизм?
Я задумался!
- Презрение и плевки в лицо?
Я задумался, чёрт побери!
- Что, задумался, - считал с лица заяц.
- Заткнись! А не то съем.
- Друга?
- Ну… лапой по ушам хвачу,
- Друга?!
- Ну… зарычу!
- На друга?!! – голос зайца вознёсся до небес, и сам он тоже вырос и сжал в руке карающий меч.
- Хитрый ты, заяц… - сказал я, прижавшись к земле и прикрыв лапами голову.
- А то! – ухмыльнулся заяц и вернулся в обычные свои размеры.
Наступило неловкое молчание. Оно было прервано ежом, вылезшим вдруг, но медленно из рядом торчащих кустов. Увидев нас, ёж опешил и позабыл, видимо, куда спешил. Не каждый день наблюдая мирно беседующих волка и зайца, он решил проморгаться. Затем, осмыслив, он поклонился мне со всей возможной ежовой неуклюжестью, кивнул зайцу с УВАЖЕНИЕМ, и профырчал: «Вы тут, значит, БЕСЕДУЕТЕ? А я тут…» - и с этими словами скрылся в дебрях необъяснённого.
Когда стих последний шорох его лапок, я повернулся к зайцу м спросил его зловещим голосом:
- Ну, и что мы с тобой будем делать, дружбан?
Заяц не заметил в моём тоне ничего сулящего неприятности.
- А что? – сказал он, будто бы даже удивившись. – Ну, пойдём прогуляемся. Или вот… - он порылся в заднем кармане брюк. - …морковку хочешь?
- Хочу! – взрычал я, отобрал овощ и схрумал его.
- Эй!.. – слабо вскричал заяц. – Это… это была моя последняя морковь…
- Ничего! – провозгласил я благородно и откусил его правую заднюю – самую вкусную, между прочим! – ногу. – Отведай и ты моего угощения! Держи!
Заяц от удивления и боли не почувствовал.
- Т-ты? – прохрипел он. – Меня? Мне? Другу? Ногу??!
Нога эта между тем была зажата в протянутой мною лапе.
- Кушай, - ласково сказал я. – Кушай, друг.
Когда яма была закопана, из кустов вылез давешний ёж.
- А… простите… а что это вы тут?.. – едва не заикаясь, спросил он.
- Как что? – миролюбиво и сыто ответил я. – Зайца вот хороню!
- А зачем? – осмелел ёж от моей сытой миролюбивости.
Я уронил слезу на свеженасыпанный холмик.
- Другом он мне был. Это же и ежу понятно!
- Понятно, - грустно сказал ёж и наш общий горестный вздох встрепенул отлетающую душу зайца.
КОНЕЦ.
19.09.02г.